как только потребуют, так сразу

You can see it in her eyes
It’s not something that she likes
But she can’t stand being alone
So you thank her for her charm
And you take her in your arms
But she just won’t let you go

---

Нервно стучу по парте карандашом. Мне предстоит ещё один скучный урок в паре метров от этой стервы Харли Рейн. Миссис Фитцпатрик, конечно, очень интересно рассказывает про историю нашего города, который за эти пару лет стал мне родным, но ученикам интересно не её выступление. Всех и каждого волнуют наши с Харли перипетии. Если бы я могла, то стукнула её по голове, чтобы она, наконец, поняла, что не является королевой нашего маленького класса, школы и целой Вселенной. Разве что, роль принцессы цирка подошла бы для неё. Прищуриваюсь, изучая девушку, и мысленно представляю её в подобном амплуа. Только посмотрите на неё: она даже на уроке умудряется строить глазки одному из участников нашей команды по лакроссу. И пусть меня не особо волнует противоположный пол, неприятно знать, что у неё в теории может быть всё, а я буду довольствоваться только тем, что окончила школу с отличием. Правда, моё поведение и выходки мешают этому событию произойти в настоящем. Воркуя с ним и отвлекая всеобщее внимание от прослушивания лекции, Рейн бесит меня ещё больше.
- Ты мешаешь слушать остальным, - словно змея, издаю шипящие звуки, обращаюсь к Харли, от злости стукнув по её стулу. И почему я занимаю всё время это место рядом с ней? Чтобы контролировать ситуацию и знать обо всех её проделках? Это невозможно. Она сама не в курсе того, что взбредёт ей в голову в следующее мгновение. И этой импульсивностью мы схожи. Смотрю прямо в глаза девушке, а рядом с моей головой пролетают молнии. Напряжённость между нами читается без очков, чёрным по белому.
- Коллинз, что-то не так? Ты можешь ответить на мой вопрос? - передёргиваю плечами, испуганно глядя на преподавателя и словно рыбка открываю, закрываю рот.
- Я прослушала, извините, миссис Фитцпатрик, - честно признаюсь, надеясь на благосклонность учительницы, стыдливо опускаю глаза, смотря на карандаш. Сегодня я уже ответила на 2 вопроса, вызвавшись сама, материал я знаю, но мне вечно мешает присутствие этой выскочки. Впрочем, как говорит моя бабушка, мы сами вредим себе. Наши эмоции туманят наш разум, заставляя поступать необдуманно и неправильно. А мои эмоции под действием гормонов скачут, как хотят и куда хотят. И справиться с этим я пока не могу. Ключевое слово "пока".
- Будь внимательнее, - вздёрнув нос, преподавательница хлопает в ладоши и продолжает экзекуцию, - Кто может ответить на мой вопрос или повторить его для Коллинз? Может быть, ты, - она указывает рукой на Рейн и я еле сдерживаю довольную улыбку, которая так и хочет появиться на моих губах. Она ведь тоже была увлечена нашей перестрелкой?

And she won’t apologize
For the cheating and the lies

Каково же моё удивление, когда она повторяет вопрос и сама же на него отвечает. А миссис Фитцпатрик начинает лучезарно улыбаться ей, предлагая всем нам брать с неё пример, только вот смотрит при этом на меня. Выдвигаю губы, недовольно посматривая в её сторону и выдыхаю, чтобы успокоиться. Но вместо этого ломаю напополам карандаш, закрывая его ладонями.
Слава Богу, звенит звонок и я с яростью, раздражением сгребаю учебники в руки. На выходе, я выбрасываю карандаш в мусорку, но приметив, что Харли задержалась с тем самым игроком в лакросс, притормаживаю у входа в класс.
Посмотрим, как ты справишься с подножкой.
Дождавшись, пока моя соперница поспешит выпорхнуть из класса, выставляю ногу вперёд и она летит, приземляясь на пол. С улыбкой подхожу к ней, наклоняя голову в бок.
- Я бы подала тебе руку, но боюсь выронить учебники, - пожимаю плечами, кивая в сторону класса, - Да и ты мне там не стремилась помочь. Повторила вопрос и не дала мне на него ответить, - не отводя от неё взгляда, подхожу ближе, чуть наклоняясь, как бы демонстрируя, что я сверху и проговариваю, - Всякую войну легко начать, но крайне трудно кончить. Саллюстий, древнеримский историк.

Я ненавижу маленькие города. Они раздражают своей тишиной и милотой. Все здесь пытаются переплюнуть друг друга в добродетели. Каждый твой шаг под прицелом пытливой публики. Будь уверен, тебя осудят за любой проступок и не важно, будет он действительно страшным или какой-нибудь ерундой. Мне нравилось гулять с размахом, что бы была возможность затеряться в любой момент. Большие города привлекали своей необузданностью. В них все грехи были стандартным набором для проведения отличного вечера. Еда была на каждом шагу. Можно было устроить даже шведский стол. Правда и в затерянных местах были свои прелести. Мне нравилось сбивать с пути эти заблудшие души, что церковь так рьяно пыталась направить на  дорогу к раю. Некоторые очень мило сопротивлялись, но куда им устоять против меня? Часто мне даже не нужно применять свою силу, дабы люди были готовы пойти за мной на край света. Вот и сейчас, очень юный и невероятно горячий игрок в лакросс, с горящими глазами, был готов сделать ради меня все, что угодно. В такие моменты не жалею, что подпортила пару своих шикарных дизайнерских туфлей, пока добиралась сюда.
Мне нравится, как он пытается держаться самоуверенно. Наверняка на всех девчонок в классе он производить гипнотическое воздействие. Его голубые глаза так и манили. Мне хотелось подкрепиться им прямо сейчас, но приходилось сидеть на ужасно скучном уроке. Да еще тут и заучка Бернадетт пристала. Первое время она меня умиляла. Всегда говорила мне, что и как делать. И этот ее осуждающий взгляд. Мне не было никакого дела до ее неудовлетворенности и желанию не дать другим развлекаться. Вот только девушка явно решила обратить 90 процентов своего внимания именно на меня. Боже, какая честь.
- Остальные могут выйти, раз им что-то мешает. Остальные не жалуются. - тихо и с улыбкой отвечаю на нападок заучки. Вижу одобряющий взгляд паренька, что минут через 30 должен стать моим ужином. Его явно тоже достала эта особа. Она видимо одна из тех, кому отлично промыли мозги в цирки. Они все как на одно лицо. Со своими никому не нужными принципами и попытками сделать мир удобный только для них. Наверное, стоило ей хоть раз показать, что такое настоящая жизнь. Вот только это не была моя забота.
Кажется, девочка крупно влипла. Учительница просит повторить ее, что она только, что сказала. И естественно Бернадетт этого не делает, ведь она была занята тем, что сверлила мои прекрасные кудри своим взглядом. Невольно ухмыляюсь, чем привлекаю к себе внимание. Теперь на экзекуцию пошла я. Спокойно повторяю вопрос и тут же отвечаю на него. Жизнь воровки научила меня быть внимательной ко всему. Со стороны я могу казаться чем-то очень увлеченной и не замечать ничего вокруг. На деле же, все, что происходит около меня, попадает в поле моего зрения. Мой слух не такой хороший, как у тех же оборотней, но оглохнуть в старости, которой у меня не будет, мне не грозит. Да и он на порядок лучше, чем у простых смертных, особенно после того, как я подкреплюсь. Это помогает еще и слышать все вокруг происходящее. Признаюсь, мною был как-то прочитан учебник Далии. Мне было очень скучно, и мы тогда с ней прятались. Девушка ушла куда-то за продуктами, а  мне приходилось одной торчать в номере. На стенку хотелось лезть, ее учебник был единственным спасением. Удивительно, он и сейчас меня выручил.
Наконец-то звенит звонок. Можно подкрепиться. Собираюсь увести паренька в укромное место, где бы он смог утолить мой голод, но вместо этого он резко меняет планы. Какая к черту тренировка, когда перед ним я? Никогда не понимала этого помешательства на спорте. Хотя будь я жалким человеком, наверное, тоже торчала в спортзале. К счастью, мне это не нужно. Тело суккуба идеально. Оно инструмент для добычи питания. Мы стареем медленнее, наше тело не увядает,  даже лет в 300 я буду выглядеть лучше, чем тетки в 30. Будучи простой смертной, всех этих бонусов у меня бы не было.
Покидаю класс раздраженная. Теперь мне придется искать кого-то другого. Хочется придушить этого малого, не был бы он еще таким горячим. Почти выхожу в коридор, как чувствую, что мои ноги за что-то зацепляются. Тут же падаю на пол. Это шокирует меня. Мое тело грациозно от природы, а тренировки в группе поддержки научили еще и ловкости. Завалиться так нелепо было для меня странным. Сажусь на задницу и вижу перед собой невероятно довольную Бернадетт. Неужели наша заучка способна на такое? Ее следующие слова дают понять, что это действительно было сделано специально и именно девушкой. Гнев начинает бить в виски. Мне приходиться еле сдерживаться, дабы не схватить ее самодовольное лицо и не начать питаться прямо здесь. Интересно, как ей понравиться быть на издыхании? Пытаться шевелиться, но понимать, что это отнимает последние силы? Это было бы прекрасным зрелищем, но мне нельзя высовываться, приходиться сдерживать свой пыл.
- Это было мило, заучка. Интересно, что скажут на твоем собраннее одиноких и скучных, если им рассказать, как ты не хорошо сегодня поступила? - процеживаю слова сквозь зубы. Огромных трудов стоит не вцепиться ей в волосы, но я никогда не любила женские драки. Они всегда были похожи на куриные бои. Это было нелепо и смешно. Мне хотелось причинить ей боль, а не быть предметом посмешишь.
То, что девушка продолжает умничать, только раздражает меня. Злость снова захватывает мой разум. Мне нужно проучить эту девчонку, что бы она знала свое место. Самодовольно улыбаюсь, в предвкушении того, что сейчас произойдет. Пинаю Бернадетт по сгибу ноги, что бы она упала на пол. Когда девушка заваливаться, сажусь сверху нее и бью со всей силы по лицу. Это оказывается не так просто, как показывают в фильме. Моя рука тут же полыхает. Сейчас я слабее, так, как не успела толком подпитаться. Машу рукой надеясь, что это поможет успокоить боль.
- Боже, какая ты твердолобая. - мне хочется нанести еще удар, но вместо этого вижу, как кулак девушки летит в мою сторону. Естественно мне не удается предотвратить это. Драться я никогда не умела. Это был не тот метод решения конфликтов, который меня привлекал. Но сейчас понимаю, что это было бы не лишне. Особенно хорошо эта мысль доходит, когда лицо начинает саднить от полученного тумака. Это была последняя капля, теперь я готова пойти в разнос.

Нас двое. Я и она. Она бушует, кричит, ей мало власти. Ей не нравятся таблетки. Она не любит молчать, когда ей есть что сказать. Она злится, когда пытается что-то объяснить, а я не понимаю или, что еще хуже, игнорирую. Она затихает только когда добивается нужного. Если ее игнорировать она сходит с ума, разрывает голову, путает реальность, происходящее, вызывает галлюцинации. Она уводит меня глубоко в сознание и там запирает, словно наказывает за мое нежелание мириться с ней. От нее не скрыться уже даже в таблетках. Она будто играет со мной. То появляется, сводит с ума, загоняет в угол комнаты и рисует перед глазами какие-то вещи, знаки, символы, места и слова. Она словно смеется, наблюдая за моей беспомощностью. Таблетки уже для нее не помеха. С ними она полностью заваливает и играет со мной.  Она другая. Она – банши во мне.

     Шейла совсем недавно открыла для себя мир существ. Узнала, что она банши. Ее потянуло на легенды, рассказы, рукописи, в общем, на все что связано с существами. Она ночами проводила в интернете и читала статьи. Выпивала много энергетиков, довольствовалась лишь несколькими часами сна, заваривала себе крепкий кофе и снова садилась за свой ноутбук. Ее все пугало, но она не смела в этом признаться даже себе, потому что обязана справиться. Но она сводила ее с ума, рушила планы и делала то, что хотела. Недавно на уроке, во время ответа, непосредственно разговаривая с учителем, Шейла решила выйти из класса. В коридоре ее остановила подруга, но сама девушка понятия не имела почему вышла. Шейла знала – это банши и это ей не нравилось.
     Они словно сражались, пытаясь заставить противника жить по своим правилам, и каждая не собиралась идти на уступки. Никто не собирался сдаваться. Шейла глушила банши таблетками, увеличивая дозу и забываясь. Тогда банши затихала, словно стояла в темном углу и ждала своего часа, подходящего момента, чтобы заявить о себе. Она делала это, когда Шейла не могла сопротивляться, потому что банши отключала сознание и вела куда ей надо было. Она вела ее к смерти, которую видела.
     Насмотревшаяся фильмов и научной фантастики, О`Нил воспринимала ее как вторжение, посторонний элемент своего сознания, демона или духа, который проник в нее и просто хочет подчинения. Шейла не смотрела на нее, как на часть себя. Как на родовую привилегию или выгоду в жизни. Она не смотрела на нее как на возможность, но как на врага, которого надо изгнать, побороть. Ей не подходила ее своенравность. Банши должна подчиниться и следовать указаниям Шейлы. Это будет правильно. Только так они смогут существовать вместе. 
     Шейла села на кровать и положила в рот две таблетки (не первые за день), запив водой. Она легла на кровать и укрылась одеялом, прислушиваясь к себе. Она так хотели тишины, и получила ее, но это была не хорошая тишина. Будто она притихла, чтобы напасть, когда жертва расслабиться. Но О`Нил лишь улыбнулась и плавно закрыла глаза. Ей казалось, что таблетки должны помочь. От них она слабеет, она путается в своих собственных знаках. Как девочка садится на холодный пол сознания и не может вставить нужные фигурки в отверстия. Потом, когда эффект пройдет, она разозлиться и будет рушить все вокруг, дуреть, кричать, бросаться фрагментами видений, душить своим присутствием, но несколько мирных часов того стоят. 
     Ей снился лес и черный ворон с холодными глазами. Она бродила по тропе и чувствовала, как холод отяжеляет ее ноги. Ей все время казалось, что кто-то следует за ней, но оборачиваясь никого не видела. Она ничего не слышала. Силуэты в тени обманывали. Поначалу ей казалось, будто она видит деревья, но потом они расплывались и принимали образ дома. Большого двухэтажного дома, похожего на церковь. На старую церковь, когда они с лицевой стороны были похожи на большие крышки гробов с положенным крестом в изголовье. Потом и дом растворялся и перед глазами простиралось огромное поле. Темное поле. Шейла шла и под ногами у нее шуршали листья, ломались ветки, она пинала пустую баночку из под таблеток. Что-то происходило вокруг, но ей казалось словно она в немом кино, интуитивно все слышит, но звука не существует. Как картинка заставки "LostFilm" к любимому сериалу: видишь и знаешь звук. Всем своим телом она чувствовала еще кого-то, совсем рядом, в шаге. Вот этот кто-то дышит в шею, приоткрывает губы у уха, намереваясь что-то сказать. Но поворачивая голову, Шейла никого не видела. Вокруг тьма и холод. 
     Первая цветная картинка появилась, когда она опустила глаза на свои руки. Красные пятна крови из-за безжалостных веток. Потом она почувствовала первую реальную боль – в пятку впился острый камень. Шейла замотала головой и увидела, как стоит у кладбища. Это ее любимое место. Тут она скручивается клубочком и тихонько довольно урчит. Ей сложно, потому что О`Нил ее игнорирует, не дает желаемого, но добиваясь она ненадолго успокаивается.
     На девушке была ночная пижама: байковые однотонные голубые штаны и футболка с изображением месяца со звездами. Подарок матери. Шейла ее не любила, пижаму, из-за детского оформления, но она была приятной к телу, будто тебя обнимает большой плюшевый медведь и уносит в свою страну снов. Последнее время в страну плохих снов.
Шейле тут же стало холодно. Впрочем, ей было холодно и до этого, но все ощущения на себя брала банши, а сейчас она спит и ей все равно что происходит с О`Нил. Девушка осмотрелась по сторонам и увидела фигуру парня. Поначалу она хотела уйти, но зная свою компаньонку, решила приблизиться и удостовериться жив ли он вообще. Подойдя ближе, она поняла, что парень жив. Неожиданно, но приятно.
-Ты что здесь делаешь?

there will be no miracles here
Бейкон Хиллс пугает Эмили.

Вовсе не всеми этими историями, которые ей рассказывают новые одноклассники в первые дни, когда Льюис начинает прощупывать почву. Не полицейскими отчетами за последний год, которые она просматривает до тех пор, пока глаза не начинают слезиться и болеть, а голова раскалываться от подробностей убийств и фотографий тел. Не полным отсутствием объяснений и разумных версий трагедиям и смертям. Бейкон Хиллс пугает Эмили тишиной.

Здесь — в небольшом городе в Калифорнии, где процент убийств выше, чем в ином крупном мегаполисе, — люди привыкли к смерти. Люди не кричат, не убегают, не возводят вокруг домов заборы с колючей проволокой. Люди устраивают вечеринки, ходят на работу, подвозят до школы детей. Люди живут. Живут среди смерти. Как стадо овец беззаботно блуждающих от одного пастбища к другому, смиренно ждущее хищника, который решится нарушить их покой. Эмили, чьим первым порывом всегда было действием, Эмили с обостренным чувством справедливости, никак не может понять, как можно продолжать спокойно жить в этом городе, как можно просыпаться по утрам без молитвы небу и преисподней, что ты все еще жив. Как можно работать в полиции и каждый день смотреть в зеркало и думать: "я их не спас, не защитил, не выполнил свою работу".

Бейкон Хиллс пугает Эмили равнодушием. И от этого в груди противно холодеет, когда она вспоминает, что ее сестра сгинула именно здесь, в месте, которое похоже на чертову черную дыру, где нераскрытых убийств и исчезновений больше, чем жалоб на шум. Здесь умирают люди, черт возьми, и никто ничего не делает, все продолжают жить, и Льюис как никогда чувствует, как ее жизнь стремительно замедляется с каждым новым днем без вестей о Сандре. Она будто врастает в землю. Первые дни самые тяжелые, Эмили знает это, Сандра пропала не так давно, и она все еще каждый раз надеется, что звонок от матери будет означать, что Сандра нашлась, что это все было каким-то недоразумением, и она просто потерялась в лесу, уснула на мягкой перине из листьев и земли. Эмили отказывается верить, что она уснула в объятиях этой земли навсегда. Не так должна закончиться их история, когда они не успели столько всего сделать.

В Бейкон Хиллс дышится тяжелее. Может быть, все дело в причине приезда Эмили, но затхлый воздух никак не наполняет легкие. Льюис вглядывается в лица прохожих, обходит все больницы и морги, показывая фотографию Сандры, думает, не сделать ли листовки, чтобы расклеить их по столбам и домам, но подобного рода чудеса — это явно не профиль этого года. Здесь скорее бродят по улицам ожившие кошмары. Эмили кажется, что в этом городе, должно быть, какой-то отравленный воздух или даже самое настоящее проклятье, которое сводит людей с ума, превращая их в серийных убийц, а животных заставляя бросаться на прохожих. Больше, чем в этом городе от нападений диких зверей, людей погибает только от лап медведей гризли. Льюис прячет в сумке перцовый баллончик. И все это только подстегивает ее копать все глубже, вчитываться в отчеты, искать тщательнее, просматривать фотографии неопознанных тел в Бейкон Хиллс и ближайших городах — Сандра может быть где-то там одна, напуганная, возможно, раненная, но обязательно живая.

Она обязана быть живой.

Эмили поражается стойкости этих подростков, с которыми теперь учится в одной школе. Улыбающиеся лица, смех, беззаботные комментарии, нормальная жизнь бьет ключом в старшей школе Бейкон Хиллс, в то время, как неизвестность бьет ключом по затылку. Эти дети не думают о смерти, о тех ужасах, что происходят вокруг, о дурной репутации города — все очень быстро превращается в городские легенды, в истории, которые срываются с губ невзначай в кафетерии, да так и тонут в пластиковых стаканах с кофе. Это байки, в которые верят с каждым месяцем все меньше, которые обрастают подробностями и невероятными фактами, которые теряют свою серьезность и свой ужас. Эмили слышала их достаточно за первые несколько дней в школе.

Эмили не боялась подсаживаться за столики, знакомиться с людьми, улыбаться так приятно и располагающе к себе. Она приехала сюда не учиться, поэтому едва ли слушает учителей на уроках, ее больше занимают ученики — Льюис присматривается к ним, главные участники любительской постановки техасской резни бензопилой выглядят спокойными и беззаботными, но она уверена, что в этой чертовой школе должен быть хоть кто-то, кто знает больше, чем делает вид, где-то между строк баек и невероятных историй должны быть крупицы правды, которые не попадают на страницы полицейских отчетов.

Это глупая, наивная надежда, не подкрепленная ничем, кроме отчаянного желания Эмили верить, что она сможет найти свою сестру, что за обычным исчезновением, каких происходят десятки по всей стране, стоит что-то, что позволит Сандре остаться в живых. И Бейкон Хиллс — лучший город для подобных надежд.

И худший для исчезновения.

Но Сандра всегда была оптимисткой и верила в светлое будущее, Эмили не может позволить себе падать духом и допускать хотя бы вероятность того, что Сандра это светлое будущее не увидит. Когда мама звонила в последний раз, она предлагала Эмили пойти в группу поддержки, где собираются люди с пропавшими родственниками и друзьями, разговаривают, облегчают душу. Учатся жить. Мама видела ее насквозь, она знала, что Эмили не сможет двигаться дальше без сестры, без Сандры, о которой все так привыкли заботиться, которую так просто было любить. Но дело в том, что весь Бейкон Хиллс — это чертова группой поддержки для людей с пропавшими родственниками.

running in circles, chasing our tails

Математика дается Эмили легко. Этот предмет не вызывал у нее особых сложностей еще когда она действительно была ученицей старших классов, а теперь, после МТИ, где лозунг студенческой жизни звучит не иначе, как "учеба, сон, общественная жизнь: выбери два из трех", посещение этого курса для Льюис и вовсе возможность вздремнуть. Другое дело, что математика представляет Эмили отличную возможность подружиться с теми учениками, которые не прониклись ее улыбками и лучистым дружелюбием, зато остро нуждаются в спасении от агрессивных цифр и букв. Нужно ли говорить, что все школьные файлы уж два дня, как аккуратно рассортированы по папкам на планшете Льюис? Она очень любит аккуратность во всем, что касается информации, для начала, потому что нужно осторожно обращаться со всеми данными, которых по закону у Эмили быть не должно, но и потом — цифры не терпят небрежности. Ее однокурсник много шутил о том, что с таким милым личиком с Льюис хочет переспать половина университета, а ее лучший друг, парень и любовник — это ее планшет.

Эмили осматривает класс, замерев в дверях, пока не обнаруживает девушку, к которой присматривается чуть ли не с первого дня в этой школе. Малия Тейт числилась пропавшей и предположительно погибшей несколько лет, прежде чем ее нашли и вернули отцу в целости и сохранности, несмотря на то, что кроме нее никто не выжил в автомобильной аварии, да и какова была вероятность удачного исхода? Эта история занимает Эмили надеждой — если Малию вернули, то Сандру тоже смогут, чудеса в этом городе обязаны происходить так же часто, как и ужасы. Льюис хочет узнать, как Малии удалось выжить, что произошло с ней, что вообще происходит с людьми, пропавшими в лесу Бейкон Хиллс. Что происходит в этом лесу.

— Привет, — Эмили садится рядом с Малией и мягко улыбается. Приятная внешность позволяет Льюис располагать к себе людей довольно быстро, но взгляд Тейт не обещает посиделок на подушках и рыданий на плече. — Я недавно переехала в Бейкон Хиллс со своей семьей, меня зовут Эмили. И математика сводит меня с ума. Черт, звучит, как в группе анонимных алкоголиков.

Немного виноватая и растерянная улыбка. Эмили вертит в руках мобильный телефон. Планшет лежит в сумке, нужные файлы все равно хранятся удаленно, а Льюис нужно добраться до телефона Малии, чтобы план сработал.

— Я вижу, тебя тоже, — кивает на выделенные цветом предложения в учебнике Тейт. Да и вряд ли в этом есть необходимость — вчера Малия была у доски, и это был не лучший ее день. — Так что, я подумала, что это может тебе пригодиться. Не могу смотреть, как люди страдают от этого жуткого предмета.

Пальцы скользят по сенсорному экрану, открывая текстовый файл. Эмили разворачивает телефон к Малии, приподнимая бровь, прося не комментировать увиденное слишком громко. На экране красуется завтрашняя контрольная по математике с отмеченными правильными ответами и приведенными решениями. Льюис уже почти забыла, как это приятно — доставать ответы на контрольные и экзамены, даже когда ты все прекрасно знаешь. В МТИ такой фокус не работает. То есть, разумеется, если у тебя получится хакнуть сервер технологического института, то тебе, вероятнее всего, поставят автоматом большую часть экзаменом только за это. Но никому это пока не удавалось, а наказание за попытки следовало незамедлительно.

— Я могла бы скинуть это тебе, если ты хочешь.

Вновь и вновь, снова и опять она бежит вдоль темного коридора, спотыкаясь о собственные ноги. В груди шумит сердце, норовя вот-вот выпрыгнуть наружу. Страх понемногу сковывает тело, и ей начинает казаться, что еще чуть-чуть – буквально секунда! – и она упадет, полностью лишенная всяких сил. За спиной она слышит это грузное дыхание, от которого волоски на шее становятся дыбом, а тело покрывается гусиной кожей. И бежит она именно от того дыхания, прочь, как можно дальше, ведь почему-то именно сейчас вся ее сила и отвага куда-то делись.
Она з н а е т, что вот сейчас, за углом, она встретит свою сестру, которая будет в руках держать двуствольное ружье. Она крикнет ей «беги», а сама останется там. Поворот – и вот она, сестра, измазанная в чьей-то крови, с гримасой ужаса на лице кричит, чтобы она бежала и не оглядывалась, и она бежит, будто подхваченная собственным страхом, несется прочь.
Она пробегает добрых сотню метров и замирает, слыша выстрел. Ей хочется надеяться, что сестре удалось выжить, что она смогла уничтожить это чудовище. «Я ведь еще ни разу не досматривала этот сон до конца…» Осознание мелькает где-то на задворках сознания, а потом вновь исчезает, растворяясь в ощущениях, испытываемых сейчас, в данный момент. Она тихонько ступает назад по коридору, подсвечиваемому лунным светом. Закусывает губу, чтобы не закричать, ведь прекрасно знает, что увидит после. Она бы отдала все, что угодно, лишь бы не видеть этого никогда. Лишь бы не смотреть на бездыханное тело сестры, изуродованное и разодранное, лишь бы не видеть этих потухших глаз, лишь бы никогда не испытывать этой боли.
«Но ведь это просто сон», – вновь подсказывает сознание.
Эйлин судорожно вздыхает, кивая. «Просто сон. Просто сон. Просто сон». Она прекрасно знает, что это с о н, но проблема в том, что проснуться с каждым разом все тяжелее. И она не уверена, проснется ли в этот раз вообще, когда все чувства обострены до предела, и кажется, будто все действительно происходит н а я в у.
Она встает у стены, тихонько выглядывая за угол. Ей хочется увидеть пусть и раненную, но живую сестру, но видит она то, что и обычно. «Видимо, изменять реальность своего же сна не в моих силах», – подавленно замечает девушка, прижимая руку ко рту. Она вроде бы уже должна была привыкнуть, но к такому привыкнуть невозможно. Когда на протяжении трех недель тебе снится кошмар, в котором ты убегаешь от какого-то существа, которое позже убивает твою сестру, то становится очень трудно привыкнуть к этому.
Трудно различимое в темноте – «как и всегда» – существо обращает горящий взгляд на нее. Эти глаза, кажется, останутся в памяти Эйлин навечно. Горящие и жуткие, так и говорящие «следующей будешь ты». И она знает, что так и будет. Именно поэтому и срывается с места, несясь по коридору будто со скоростью света. Она, наверное, в жизни так быстро не бегала, но когда в кровь ударяет такой адреналин, то тут выбирать не приходится. Да и альтернатива быть съеденной не очень устраивала Лэмб.
Именно на этом моменте она должна проснуться. Она уже увидела мертвую сестру, вновь стала убегать от чудовища, а дальше – реальность. Настоящая реальность. Но она чувствует, что ни черта не происходит. Она по-прежнему несется вдоль, кажется, бесконечного коридора, слыша, как в спину ей дышит само зло. Накатывает паника, усугубляющая и так отвратительное положение. «Какого дьявола я не проснулась в своей комнате?!» Эйлин начинает судорожно соображать, почему она до сих пор спит, ведь раньше дальше момента с убийством сестры не заходило. Она всегда просыпалась «вовремя», но теперь, видимо, сознание решило поиграть с ней в игры.
Понимая, что больше она не протянет, Эйлин сбавляет скорость, чувствуя готовые разорваться легкие. Сзади все еще слышатся грузные шаги и дыхание. Девушка успевает лишь рывком развернуться, чтобы посмотреть в глаза этому «дьяволу», как чувствует, что существо налетает на нее, сбивая с ног. Эйлин резко поднимают и с силой толкают в сторону больших окон, одно из которых девушка умудряется разбить. Шипя от боли, полученной от осколков, она с презрением поднимает взгляд на горящие глаза, готовясь умереть, но с честью – черта с два ее кто-нибудь заставит умолять о пощаде после такого мракобесия. Однако в ту же минуту, что существо замахивается на нее когтистой лапой, Эйлин с шумным вздохом просыпается в собственной постели, тяжело дыша и затравленно озираясь вокруг.
«В следующий раз я могу просто не проснуться, а найдут меня в постели, разодранную в клочья», – замечает про себя девушка, оглядывая изрезанные разбитым во сне стеклом руки.

× × ×
Утро следующего дня – если быть точнее, уже сегодняшнего – выдалось на редкость мерзким. Несмотря на последний месяц весны, небо заволокло облаками, через которые изредка пробивалось солнце. Эйлин ощущала себя отвратительно или даже очень отвратительно. Руки, царапины и порезы на которых были обработаны еще ночью, противно ныли, а иногда даже побаливали, напоминая о случившемся. Помимо полученных во сне ран, болела еще и голова. Болела той самой болью, которая возникает от недосыпа.
Проснувшись ночью, Лэмб осознала одну важную вещь. Если она срочно что-то не предпримет, то действительно не проснется в следующий раз. В другой момент она бы посмеялась, сказала, что это просто слишком правдивый сон, но вот царапины наталкивали на мысль, что происходит что-то странное, если не опасное, и Эйлин одна с этим не справится уж точно. Именно поэтому сейчас она высматривала в коридоре, кишащем учениками, Киру Юкимуру, с которой у Эйли были вполне себе неплохие отношения, приятельские, можно сказать.
Обратиться именно к Кире Эйлин решила, когда прочла за прошедший остаток ночи с сотню статей о японских легендах, рассказывающих о, так называемых, «снах наяву». Гугл пусть и сослужил Эйли хорошую службу, но, думалось ей, японка Кира знает о легендах своей родной страны куда больше. По крайней мере, ей хотелось на это надеяться. А еще ей хотелось надеяться на то, что Юкимура не пошлет ее куда подальше.
Отыскав, наконец, в толпе копну черных волос, Лэмб уверенным шагом направилась к девушке. Кира находилась в кругу друзей, на что Эйлин обратила лишь малое внимание – ей куда важнее было сейчас убедиться в том, что она не сошла с ума, и что не умрет ближайшей ночью.
– Кира? – Позвала девушку Эйли. – Прости, можно тебя на минутку? Мне нужно с тобой поговорить, – Лэмб поджала губы, надеясь, что ее серый цвет лица и синяки под глазами выглядят достаточно убедительно. – Это важно. Очень.